Стихи Пензенских поэтов о Великой Отечественной войне

Comment is Closed

Владимир  Таратынов
 
Родился в 1951 году в селе Старый             Кряжим Кузнецкого района Пензенской области. Служил в армии. Окончил Пензенский инженерно-строительный институт. Работал токарем, слесарем, оператором вакуумно-напылительных процессов, техником, инженером, начальником смены на разных производствах. 
Член Союза писателей России.  Автор четырёх стихотворных сборников. Живёт в городе Кузнецке.
 
 
Отрывок из воспоминаний фронтовика
 
… Бывало ли мне страшно, ты спросил?
Бывало, как же… Ещё как бывало…
С земли подняться не хватало сил –
Так  жуткий страх сознание косил,
А смерть ворота ада открывала.
Казалось, что тот страх не одолеть
И никогда уже не встать на ноги,
Что не поднимет никакая плеть,
Что лучше уж в траншее околеть,
Скукожившись в окопе, как в берлоге.
Но кто-то первым всё-таки вставал.
Что он кричал, покрыто гулом  боя.
Но ясно было: он в атаку звал
И страх кипящий гас и остывал –
Ведь тот не просто звал, а за собою.
И от него старались не отстать,
Ведь за себя, коль не подняться, стыдно…
А стыд – он помогал с коленей встать,
Свои поступки правильно сверстать,
Чтоб не было потом за них обидно.
… Не стыдно ли за страх, что в душу лёг?
Но страх не трусость, чтоб его стыдиться.
Коль победить свой страх достойно смог
И в нужный час преодолел порог,
То можешь этим, как бы, и гордиться…
Вставал ли первым? Доводилось мне…
Но об осколок вражеский споткнулся.
Хоть то обидно, может, и вдвойне,
Но на войне – оно, как на войне, –
Я в нашу роту больше не вернулся…
 
Из фронтового письма
…Я видел образ твой в распятье панорамы,
Когда сам Бог войны кровавый правил пир.
Поверь фронтовику: такой ужасной драмы
Не мог придумать и Вильям Шекспир.
Ты полем шла ко мне, а сбоку, за кустами,
С голодным лязганьем зубастых гусениц
Лобастый мрачный танк с широкими крестами
Глодал траву с некошеных страниц.
Не каждому везёт на фронтовой дуэли,
Не на минуты – на секунды счёт.
Казалось, только миг соседи не успели –
Взлетел на воздух весь второй расчёт.
Бронѝрованный зверь своей зловещей тенью,
Рыча, всё на пути своём давил.
Я в поединке с ним не упустил мгновенье
И мой снаряд его остановил.
Из-за бугра вновь выполз танк с крестом на башне,
Стволом пространство нервно теребя,
Но, как и в первый раз, одной секундой раньше
Чуть в стороне увидел я тебя.
Тот облик был тогда важней корректировки,
Своё я твёрдо знаю ремесло,
Всем нам не занимать ни злости, ни сноровки
И это, как и раньше, нас спасло…
Рвались снаряды, скрежетали с визгом траки,
От напряженья пальцами звеня.
Я понял: не уйти от лобовой атаки,
Ведь третий рвался прямо на меня.
Надеясь на броню, нахально пёр нахрапом,
Но я ведь на войне не новичок,
Не мешкая ничуть, прицельно бью по «лапам»
И завертелся он на месте, как волчок.
Над полем битвы жадно дым клубился чёрный,
Кружился танк, вминая тень свою,
Я мстительный снаряд влепил в отсек моторный,
Поставив точку в памятном бою.
Придёт тот час, когда мы всех врагов осилим,
Наш край от оккупантов будет чист.
И в том торжественно клянусь я – твой Василий,
Большой войны простой артиллерист.
Коль нам намечено судьбой надеть пилотки
И встать за честь родимой стороны,
Мы в праведном бою зубами вражьи глотки
Рвать будем до скончания войны.
 
В разведке
(баллада)
 
Закат отполыхал. Дорога опустела.
Разведчики ушли дорогой на закат.
Им виновато вслед трава прошелестела,
В землянке ниже стал осиновый накат.
Поставил им комбат нелёгкую задачу:
«Нам надобен язык – немецкий офицер,
Желательно штабной, к обеду, не иначе.
Так требует комдив. Возьмите на прицел».
Осталась позади приметная развилка.
Все двигались легко и быстро, как могли.
Как только на пути всплыла дороги жилка,
Распределив места, в кювете залегли.
Но что-то не везло разведчикам в засаде,
Хоть с вечера они и не сомкнули глаз.
Никто из них в ту ночь не думал о награде,
А просто было жаль не выполнить приказ.
Однако, чу! мотор чуть слышен в отдаленье,
По звуку – мотоцикл, его хрипатый вой.
«Ну, мужики, теперь отставить сожаленье», –
И мышцы напряглись упругой тетивой.
Через дорогу вмиг натянута верёвка,
Но как-то разглядел её в ночи фашист.
В ответственный момент пригнулся очень ловко
И миновал рубеж, как истинный артист.
Ему наперерез сержант метнулся прытко.
Фашист не ожидал подобного броска.
Летит ему в лицо солдатская накидка,
Чуть позже – за спиной заломлена рука.
— Ну, ты, брат, молодец!
— Держи, сержант, полтинник!
И каждый норовил ладонь его поймать.
— Считай, что ты у нас сегодня именинник,
Готовься, как придём, подарки принимать.
— Комдив определит, на что твой «крестник» годен
И ждёт тебя, сержант, награда впереди.
— Потянет на медаль.
— А может быть, на орден,
Ты, главное, готовь площадку на груди.
Был возбуждён сержант, успехом окрылённый,
Довольны и бойцы, что отличился друг,
А взводный подбодрил: «Пойдёшь в хвосте колонны,
Внимательнее будь. Прикроешь, если вдруг…»
За несколько минут дорога опустела.
И никаких следов, покой и тишина.
Лишь у реки, в кустах, пичуга просвистела,
С востока неба ткань кроваво загустела
И тихо, будто враз закончилась война.
Гнетущий вязкий гул от канонады дальней
Настойчиво настиг разведчиков в пути.
К рассвету добрались до полосы нейтральной,
Осталось вдоль реки лощиною пройти.
Тяжёлый пулемёт ударил по передним,
Но очередь прошла над мокрою травой.
Лишь молодой сержант, который полз последним,
Негромко застонал, чуть вздрогнув головой.
Нескоро доползли до памятной развилки –
Разведчикам пришлось нести уже двоих.
А там, соорудив из двух жердей носилки,
С трудом, но добрались к обеду до своих.
Землистое лицо и губы посинели,
И шум прифронтовой сержанту не мешал,
Бинты на голове агатом кровенели,
А он лежал, как труп, и будто не дышал.
Доставили в санбат, предупредив охрану,
Немедленно хирург к носилкам подошёл.
Лишь хмыкнул военврач, осматривая рану,
И, глубоко вздохнув, скомандовал: «На стол!»
Окончив, закурил, сломав две папиросы,
Он, видимо, ещё от раны не остыл.
«Не знаю, – вдруг сказал, предупредив вопросы, –
Мы с первым же «крылом» его отправим в тыл».
— Конечно, парня жаль, хороший был товарищ,
Как видно, он теперь на свете не жилец.
— С такими, как сержант, любую кашу сваришь –
И дельный командир, и грамотный боец.
— Вы бросьте, мужики, гнилые рассужденья,
Не порвана ещё у парня жизни нить.
Пусть будет этот день вторым его рожденьем
И нечего друзей до срока хоронить, –
Комвзвода помолчал, покусывая ветку. –
Когда настанет срок, косая позовёт.
А я бы с ним пошёл в атаку и в разведку.
А что? Быть может, он и нас переживёт…
Был на дворе июнь, светило солнце лепо,
Лист неба голубел, как школьная тетрадь,
И показалось всем досадно и нелепо
В такой чудесный день болеть, иль умирать.
…Он выжил, тот сержант, осилив все невзгоды,
Красивый, молодой, с улыбчивым лицом,
Пройдя госпиталя, курорты, грязи, воды,
Вернулся в отчий дом и стал моим отцом.